Сердце — одинокий охотник - Карсон Маккалерс

— Это я помню.

— Ага, — сказала Мик. — Когда у нас был брюшняк, мы с Биллом лежали в передней комнате, а Пит Уэллс, проходя мимо нашего дома, всегда пускался бежать, заткнув нос, и боялся даже посмотреть на наши окна. Биллу от этого было как-то не по себе. А у меня все волосы вылезли, я была совсем лысая.

— Ручаюсь, что мы уже отъехали от города километров пятнадцать. Уже полтора часа гоним, и довольно быстро.

— До чего же я пить хочу, — пожаловалась Мик. — И есть. Что у тебя в мешке?

— Паштет из печенки, бутерброды с куриным салатом и пирог.

— Вот это здорово! — Ей стало стыдно, что она взяла с собой так мало. — А у меня два крутых яйца, но зато фаршированные, и отдельно пакетик с солью и перцем. А потом бутерброды с маслом и черносмородиновым вареньем. Завернутые в пергаментную бумагу. И еще у меня есть бумажные салфетки.

— Я вообще не хотел, чтобы ты брала с собой еду, — сказал Гарри. — Мама наготовила на двоих. Я ведь тебя пригласил. Вот скоро доедем до какой-нибудь лавки и купим чего-нибудь холодного попить.

Но они проехали еще полчаса, пока им наконец не попалась заправочная станция с буфетом. Гарри прислонил велосипеды к стене, и она побежала вперед. Когда она вошла с яркого солнца в буфет, ей там показалось темно. Полки были заставлены сырами, банками оливкового масла и пакетами с мукой. На прилавке над большой липкой банкой с рассыпными леденцами роились мухи.

— Что у вас есть из напитков? — спросил Гарри.

Хозяин принялся перечислять. Мик открыла ледник и заглянула внутрь. Ей было приятно подержать руки в ледяной воде.

— Я хочу шоколадный напиток. У вас он есть?

— И я, — присоединился Гарри. — Дайте две бутылки.

— Нет, обожди. Тут есть очень холодное пиво. Я бы хотела еще бутылку пива, если у тебя хватит денег на такое угощение.

Гарри заказал бутылку пива и для себя. Он, правда, считал, что пить пиво до двадцати лет — грех, но тут уж решился за компанию. Сделав первый глоток, он сморщился. Они сидели на ступеньке у входа в буфет. Ноги у Мик так устали, что даже икры дрожали. Она вытерла горлышко ладонью и тоже сделала долгий холодный глоток. По той стороне дороги тянулось большое, незасеянное, поросшее травой поле, а за ним виднелась опушка хвойного леса. Деревья были самых разных оттенков зелени — от яркого желто-зеленого до темного, в черноту. А небо надо всем этим — паляще-голубое.

— Люблю пиво, — сказала она. — Раньше я всегда макала хлеб в папины опивки. И еще люблю лизать с руки соль, когда пью. Это вторая бутылка в жизни, которую я выпила одна.

— Первый глоток показался мне кислым. Ну а теперь вкусно.

Буфетчик сказал, что до города почти двадцать километров. Им осталось проехать еще шесть. Гарри расплатился, и они опять вышли на жару. Голос у Гарри стал громкий, и он часто беспричинно смеялся.

— Черт, от пива и этого пекла у меня голова закружилась. Но зато так хорошо! — сказал он.

— Скорее бы выкупаться.

Дорога была песчаная, им приходилось изо всех сил нажимать на педали, чтобы не увязнуть. У Гарри рубашка взмокла и прилипла к спине. Он разговаривал не умолкая. Дальше опять пошла красная глина, песок остался позади. В голове у Мик звучала медленная негритянская песня, одна из тех, которые брат Порции наигрывал на гармонике. Она вертела педали в такт ей.

Наконец они добрались до долгожданного места.

— Вот! Видишь надпись: «Частное владение». Теперь надо перелезть через колючую проволоку, а потом пойдем по вон той тропинке, смотри!

В лесу было необычайно тихо. Землю покрывала подстилка из шелковистых сосновых игл. Через несколько минут они добрались до ручья. Коричневая вода текла очень быстро. Она была такая прохладная. Не слышно было ни звука, кроме журчания воды и пения ветерка в верхушках сосен. Густой молчаливый лес нагнал на них робость, и они неслышно шагали по берегу ручья.

— Ну, разве не красиво…

Гарри засмеялся.

— Почему ты разговариваешь шепотом? Послушай! — Прихлопнув рукой рот, он издал долгий индейский клич, который тут же вернуло эхо. — Пошли! Давай поскорее в воду, надо остыть.

— А есть ты не хочешь?

— Ладно, тогда раньше поедим. Половину сейчас, а остальное потом, когда выкупаемся.

Они развернули бутерброды с вареньем. Когда они их съели, Гарри аккуратно скатал бумагу и засунул в дупло соснового пня. Потом он вытащил плавки и прошел по дорожке дальше. Она скинула за кустом все, что на ней было, и натянула купальный костюм Хейзел. Он был ей тесен и резал между ногами.

— Готова? — крикнул ей Гарри.

Она услышала всплеск; когда она подошла к берегу, Гарри уже плавал.

— Не ныряй, пока я не выясню, нет ли тут коряг или мели, — сказал он. Она молча смотрела на его голову, подпрыгивающую, как мячик, в воде. Да она вовсе и не собиралась нырять! Она и плавать-то не умела. Она купалась в реке всего несколько раз в жизни, да и то либо с плавательными пузырями, либо там, где вода была не выше головы. Но ей стыдно было в этом признаться. Она засмущалась. И вдруг ни с того ни с сего соврала:

— Я уже больше не ныряю. Раньше ныряла с высоты, все время ныряла. Но один раз раскроила себе башку и теперь больше не могу нырять. — Подумав, она добавила: — Я тогда сделала двойной прыжок. Знаешь, когда складываешься сначала пополам. А когда я вынырнула, вся вода была в крови. Но я ничего не заметила и продолжала делать разные фокусы. Тут мне закричали. И тогда я поняла, откуда в воде столько крови. С тех пор я даже плавать как следует не могу.

Гарри вскарабкался на берег.

— Господи! Я этого даже не знал.

Она хотела дополнить свой рассказ для пущего правдоподобия кое-какими подробностями, но вдруг загляделась на Гарри. Кожа у него была светло-коричневая и от воды золотилась. На груди и на ногах у него росли волосы. В тесно облегающих плавках он казался совсем голым. Без очков лицо его стало шире и красивее. Глаза у него были влажные, голубые. Он тоже смотрел на нее, и вдруг они оба засмущались.

— Тут метра четыре глубины, только у того берега мелко.

— Пошли в воду. Она холодная, вот здорово небось купаться.

Ей было совсем не страшно. Все равно как если бы она застряла на верхушке очень высокого дерева и теперь хочешь не хочешь, а надо лезть вниз; внутри у нее как-то все оцепенело. Она боком слезла с берега в ледяную воду. Уцепилась за какой-то корень, пока он не сломался у нее в руках, а потом поплыла. Раз она захлебнулась и пошла ко дну, но продолжала барахтаться и в общем не опозорилась. Она плыла, покуда не добралась до противоположного берега, где можно было достать ногами дно. Там ей стало легче. Она заколотила кулаками по воде и принялась кричать всякую ерунду, чтобы послушать эхо.

— Гляди!

Гарри вскарабкался на высокое тоненькое деревцо. Ствол был гибкий — когда Гарри добрался до верхушки, он под его тяжестью накренился, и Гарри свалился в воду.

— Я тоже, я тоже! Смотри!

— У тебя совсем молоденькое!

Лазала она не хуже других ребят на улице. Она точно повторила то, что сделал Гарри, и шумно шлепнулась в воду. Да и плавать она теперь могла. Плавать она уже умеет. Потом они играли в пятнашки, носились по берегу и прыгали в холодную коричневую воду. Орали во весь голос, падали в воду, снова вылезали на берег. Дурачились они, наверное, часа два. Потом вышли из воды и оглядели друг друга, словно не зная, что бы сделать еще. Вдруг она спросила:

— Ты когда-нибудь плавал голый?

В лесу было очень тихо. Гарри ответил не сразу. Он озяб. Соски у него затвердели и стали лиловыми. Губы посинели, а зубы стучали.

— П-по-моему, н-нет…

В ней проснулось что-то бедовое, и она сказала, не подумав:

— Я бы попробовала, если и ты попробуешь. Что, слабо?

Гарри пригладил темные мокрые пряди:

— Почему…

Они сняли купальные костюмы. Гарри стоял к ней спиной. Он споткнулся, уши у него покраснели. Потом они повернулись друг к другу. Может, они простояли так полчаса, а может, не больше минуты.

Гарри достал с дерева лист и разорвал на мелкие кусочки.

— Давай лучше оденемся.

За время обеда оба не проронили ни слова. Они разложили еду прямо на земле. Гарри все поделил поровну. Вокруг царил сонный зной летнего дня. В глухом лесу не было слышно ни звука, кроме медленного журчания воды и пения птиц. Гарри, держа фаршированное яйцо, мял желток большим пальцем. Что ей это напомнило? Она услышала свой вздох.

Потом он сказал, глядя куда-то вверх, через ее плечо:

— Послушай, Мик, по-моему, ты очень красивая. Раньше я как-то этого не думал. Не то чтобы я тебя считал уродиной, а просто…

Она кинула в воду сосновую шишку.

— Пожалуй, нам пора двигаться, чтобы засветло попасть домой.

— Нет, — сказал он. — Давай полежим. Ну хоть минутку.

Он принес несколько охапок сосновых веток, листьев и серого мха. Она смотрела на него, посасывая колено. Руки ее были крепко сжаты в кулаки, а все тело натянуто, как для прыжка.